Край земли. Затерянный рай - Страница 100

К оглавлению

100
* * *

Волны Тихого океана в этот день были не столь беспокойны. Над миром ярко светило солнце и почти не было ветра. На поверхности океана медленно покачивалось бревно. Рядом еще одно. Течение унесло их далеко от тех мест, где эти бревна когда-то являлись растущими на берегах деревьями, пока на них не обрушилось цунами. Помимо бревен, веток и кустарников то и дело на волнах отбрасывали блики пластиковые бутылки, буйки от рыболовных сетей, даже надутая камера от большого колеса. Где-то на тех берегах была жизнь, и кто-то пользовался этим колесом, купаясь в тихой гавани. Все это теперь было далеко от Авачинской бухты. Берегов земли отсюда вообще не видно. Но течение, день за днем выносящее скопившийся в бухте после цунами мусор, уносило его в открытый океан, рисуя дорожку на водной глади. Две чайки, сидевшие на одном из бревен, повернули головы. Огромная тень упала на них. Огромная тень от огромного корабля, над которым клубилось источаемое трубой огромное облако черного дыма. В этой черной тени, на самом носу корабля, можно было разглядеть и крохотные человеческие силуэты. Бревна, обломки деревьев и даже старый пластик едва ли могли заинтересовать тех, кто разглядывал мусор с палубы. Но вот большая надутая камера от автомобильного колеса… За долгие годы после исчезновения цивилизации любое колесо сдулось бы. Но эта камера… Нет никаких сомнений, что кто-то наполнил ее воздухом совсем недавно. А значит, там, откуда течение несло весь этот мусор, кипела жизнь.

Огромное облако черного дыма нависло над взбудораженной кораблем водой. Мрачная тень скользила по тому, что цунами смыло с берегов Авачинской бухты. Тень спешила туда, где, судя по всему, кипела человеческая жизнь. И в этой огромной тени можно было разглядеть не только силуэты, похожие на людей, но и очертания реющего над кораблем флага. Очень странного флага…

Глава 19
Протокол «О»

– Может, ты оставишь уже эту навязчивую идею? Что ты заладил, что он опасен? – Вишневский устало взглянул на Жарова.

– Потому что опасен, – ответил Андрей.

– Он опасен, потому что сказал правду?

– Да иди ты к черту! Правду он, видите ли, сказал! Этот Сапрыкин такой правдивый, что просто некуда деваться!

– Слушай, у него были основания не рассказывать про тот секретный документ. Либо у него просто не было оснований рассказывать. Угомонись уже!

Александр Цой смотрел в текст, сжимая кончиками пальцев виски. Все события последних дней едва укладывались в голове, и еще трудней было уместить их в эти строки. Но вести летопись жизненно важно. Причем вести ее точно и желательно непредвзято, чтобы в будущем какие-нибудь паразиты не вздумали переписывать историю, переиначивать те или иные события и жонглировать фактами. Но где истина в изгнании вулканологов под страхом смерти? Верное это было решение или чрезмерно жесткое? Какая оценка данного события будет непредвзятой? И стоит ли вносить в летопись, что Жаров вдруг стал одержимым вендеттой в отношении Сапрыкина? И если не писать об этом и вообще какие-нибудь не очень удобные вещи не вписывать в летопись, что какой в ней смысл и не будут ли те или иные описания событий лишены важного контекста?

– Да заткнитесь вы уже! – заорал он, не выдержав этой перепалки, так некстати «скрашивающей» его непростые размышления. – Надоели, сил уже нет! Вам заняться нечем?! Работы по самые уши, а они тут хрен знает чем занимаются!

– А сам?! – крикнул в ответ Жаров.

– Я пытаюсь вести эту чертову летопись! Моя же смена, не так ли?! Проваливайте отсюда!

Вишневский не стал спорить и вышел первым. Ему, похоже, и без требований Цоя это хотелось сделать ранее. Жаров некоторое время зло смотрел на Александра, желая что-то сказать, но, проворчав нечто неразборчивое, вышел следом за Никитой.

– А ты чего ждешь?! – рявкнул Цой на Горина.

Тот с удивлением посмотрел на друга:

– Да я вообще молчал! Я чай пью!

– Забирай свой чай и вали на хрен отсюда!

Женя покачал головой, взял в руки кружку и направился к двери.

– Порядок здесь наведи, наконец, – сказал он.

– Да чтоб вас, наведу, когда мешать мне прекратите! Вали отсюда!

– Псих, – бросил Горин выходя.

Оставшись в одиночестве, Цой не почувствовал облегчения. И мысли по поводу того, с чего начать новую строчку в летописи, тоже его не посетили. Зло сплюнув, он набил трубку табаком, взял увеличительное стекло и подошел к окну, старясь прикурить от сфокусированных на табаке солнечных лучей. Табак оказался сырым. После потопа, от которого пострадала квартира Сапрыкина, чей табак он сейчас забил в трубку, он еще не просох.

– Да твою же мать! За что мне все это?! – крикнул Александр, взмахнув руками.

Постояв некоторое время у окна и разглядывая поселок с высоты, на которой располагалась школа, он все-таки начал наводить порядок в помещении, собирая разбросанные повсюду листы бумаги.

* * *

Крашенинников задумчиво глядел с высоты сопки, на которой они находились, на то место, где был пригородный поселок Авача. То, что не уничтожило когда-то взрывами, доделало недавнее цунами. Поселок находился на мысе, омываемом водами впадающей в бухту реки и самой бухтой. Чуть севернее поселка находился одинокий безымянный холм. Растительность, что покрывала его, уцелела лишь на вершине. Все, что ниже, приняло на себя удар гигантской волны, пришедшей с океана.

– Я, ребята, все-таки не понимаю, почему вы так помрачнели, – вздохнула Оливия. – Это же мои соотечественники. Неужели и вы думаете, что американцы и наш флаг – абсолютное зло?

– Мы думаем о другом, дорогая, – ответил Квалья. – Мы думаем о том, что будет, когда приморский квартет тоже увидит этот флаг.

100