Преследователи без сил повалились на крутой склон, чертыхаясь и сплевывая.
– Большой… большой был?.. – спросил старший поста.
– Что? – простонал Цой, вытирая пот.
– Я говорю, медведь большой был?
– Это… мать его… не медведь… это… падла… настоящая Годзилла…
Пущенный из арбалета болт попал точно в цель. Михаил подошел к мишени и попытался выдернуть болт из поперечного среза большого дерева, который использовал в качестве мишени, однако это оказалось не так просто. Что ж, сила инерции высока, арбалет получился мощным. Однако для его зарядки при помощи рычага придется приложить усилия. Справится ли Оливия? Должна. Это с виду она казалась хрупкой. В выносливости при покорении вершин сопок ей можно только позавидовать. Да и во время их похода на вулкан Коряка, еще до катастрофы, основная группа на склоне начинала быстро отставать от привыкшей ходить по горам с самого детства девушки.
– Миша, поднимись скорее сюда! – крикнул высунувшийся из окна третьего этажа Квалья.
– Что случилось? – поднял взгляд Крашенинников.
– Миша, скорее, ты должен это увидеть! – крикнула показавшаяся в окне Оливия. Это были ее первые слова после их последней ссоры, вызванной походом Собески в сопки.
Крашенинников поднялся на верхний этаж казармы. Он сразу подумал, что речь идет опять об Авачинском вулкане, но он ошибся.
– Взгляни на бухту, – сказал Квалья.
То, что Михаил увидел из окна, одновременно изумило его и напугало. Место, где он еще накануне купался, смывая с себя грязь и рыбий запах, теперь было не бухтой, а песчаным каменистым полем. Воды отступили так далеко, что оголили огромные участки дна в тех местах, где глубина была не выше человеческого роста. Михаил прильнул к подзорной трубе. Это творилось по всему побережью Авачинской бухты. Возле Рыбачьего показались рубки затонувших подлодок у причалов. Возле Петропавловска-Камчатского из обмелевшей воды торчали надстройки промыслового флота, также ушедшего на дно во время взрыва.
– Господи боже, – вырвалось у Крашенинникова, и он отпрянул от окуляра, взглянув на Оливию и Антонио. – Это то, о чем я думаю? Да?!
– Похоже на то, – вздохнул Квалья.
– Сегодня были землетрясения?
– Рано утром. Очень слабые толчки. Едва ли кто-то еще их ощутил.
– Так… так-так… – Крашенинников судорожно почесал голову, озираясь в помещении и что-то ища взглядом. Заметив сложенные в углу бумажные рулоны, он кинулся к ним и стал разворачивать:
– Не то… Опять не то… Черт, да где же… А, вот… Нашел!
Он развернул на полу большую карту, где ими когда-то были очерчены разноцветными карандашами линии тектонических разломов.
– Если утром были слабые толчки, то, возможно, это эхо далекого землетрясения где-то в глубинах Тихого океана. Но почему так долго реагировал сам океан? Четыре часа, может, пять… Антон, когда ты ощутил те толчки?
– На рассвете.
– Все равно долго.
– Да, но что, если было еще землетрясение? Гораздо позже сегодня, и просто мы его не ощущали.
– Вполне может быть…
– А если это то самое? – сказала Оливия. – То ночное сильное землетрясение?
– Оля, прошло несколько дней. И эпицентр того землетрясения, скорее всего, был где-то здесь, на суше.
– Все так, – она кивнула. – Но ты подумай вот о чем. Мы находимся над зоной субдукции. Тихоокеанская литосферная плита погружается под ту, на которой мы находимся. Что, если во время того землетрясения наша плита ударила или надавила сверху на тихоокеанскую настолько, что это вызвало ответную реакцию ее противоположного края? Только подумай, несколько дней – это тот срок, когда резонансные колебания вызовут реакцию края тихоокеанской плиты, скажем, у берегов Канады или по линии разлома Сан-Андреас, и на это начнет реагировать океан.
Михаил застыл в раздумьях, и Оливия и Антонио видели, как он бледнеет прямо на глазах.
– Господи боже, Оля, если ты права, то какую массу воды… – Он вдруг вскочил и крепко поцеловал Собески в губы. – Милая, пожалуйста, возьмите все самое необходимое и как можно скорее поднимайтесь на вершину сопки. Антон, прихвати копье. И арбалет с болтами. И возьмите пару зажженных факелов. Если появится зверь, огонь должен его напугать.
– А ты куда собрался?! – воскликнула Оливия.
– Я должен предупредить поселок. То, что вы не сможете забрать с собой, оставьте на столе во дворе. Я вернусь, прихвачу это и догоню вас.
– Майкл, нет! Ты можешь не…
– Оленька, милая моя, – он снова поцеловал ее так, будто прощался навсегда, – я люблю тебя. Но я должен их предупредить, пойми… Если твоя теория верна, то сюда идет не цунами. Это библейский потоп.
– Да, – часто закивала она, сдерживая слезы. – Да, Мишенька, конечно…
Крашенинников бросился на выход.
Собески уставилась на Антонио быстро наливающимся слезами взглядом:
– Господи, Тони… Я не ответила ему… Он сказал, что любит, а я не ответила… Я не успела!
Квалья схватил ее за плечи и встряхнул.
– Ты скажешь ему, когда он вернется! Обязательно скажешь, потому что он обязательно вернется! Идем! Надо торопиться!
Приморский квартет много времени проводил на заводе, но, как правило, не в полном составе. Кто-то из них обязательно был либо в детском саду, либо в школе. Именно этой дорогой и направился Михаил. Так ближе и быстрее. Уже на повороте к детсаду ему перегородили дорогу четверо крепких мужчин. У двоих были ружья.
– Эй, – крикнул один из них. – Ты не попутал ли чего, братан? Срок твоего запрета на посещение общины еще не истек!
– Заткнись!!! – заорал Михаил, на ходу спрыгивая с велосипеда.