– Так я их не знал, приятель. А тех, кого знал, уже давно оплакал.
– Это очень цинично. Ты не находишь?
– А выжил бы я, если бы не был таким циником? И, что важнее, победили бы вы в войне против банд, если бы я не был таким циником?
– Что ж, – вздохнул Горин. – В таком случае хорошо, что твой цинизм не заставил тебя быть на стороне банд.
– Я циничный человек, Женька, – улыбнулся Сапрыкин. – Но я человек, а не мразь. Циничный ты, меланхоличный, не важно. Человеком будь. Всегда.
Быстрыми шагами к ним приближалась Жанна.
– Что нового, королева Камчатки? – улыбнулся ей Сапрыкин.
– Берлога была здесь, на вершине Столовой сопки, – ответила женщина, вертя что-то в руках.
– Так. И?
– И вот. – Она продемонстрировала двум Евгениям то, что было у нее в руках. Маленькие кости. – Мы нашли останки трех маленьких медвежат. И следы. Не медведя. Другого зверя. Того самого, что убил гонца из Приморского в ночь землетрясения.
– Продолжай, – напрягся Сапрыкин.
– Очевидно, что медведица была на охоте. Искала пищу. Ее детки были еще слишком слабы, чтоб ходить с ней. Пока ее не было, другой зверь расправился с детенышами. Теперь это очевидно. Наша проблема не медведица, а другой зверь. Медведица же его преследует, чтоб убить. Теперь это тоже очевидно.
Сапрыкин поднялся.
– Так. И все-таки. Что это за зверь?
– Следы действительно похожи на росомаху. Но если это росомаха, то я не берусь гадать о том, каких она размеров.
– Ну что ж, – кивнул Сапрыкин. – Все тайное становится явным. Пора возвращаться?
– Можно сказать и так, – кивнула Жанна. – Однако мне необходимо кое на что взглянуть.
– О чем ты?
Ительменка протянула Сапрыкину бинокль.
– Взгляни туда.
– Так… Это, если не ошибаюсь, вулкан Вилюй?
– Верно. Смотри у подножия вулкана.
– Отсюда плохо видно. Другие сопки мешают.
– Небольшой участок все-таки можно разглядеть.
– Так. Вижу. Но не понимаю, что тебя там заинтересовало.
– Анатольевич, в долине у подножия Вилюя что-то не то с растительностью, – ответила женщина. – Мы должны на это взглянуть.
Сапрыкин опустил руки.
– Это же чертовски далеко, Жанна.
– Я понимаю. Я могу пойти туда с братьями, а вы возвращайтесь.
– Это очень плохая мысль – оставить вас троих в этой глуши.
– Мы ительмены, дядя Женя. Мы дети Камчатки.
– Я нисколько не умаляю вашей сопричастности с этим миром и этой природой, но вы наши братья и сестра. Мы не можем вас оставить.
– Тогда идем вместе?
Сапрыкин улыбнулся и хлопнул Горина по плечу:
– Вот ведь искусительница, да, тезка? Идем.
– Тогда за мной, мальчики, – подмигнула Жанна.
– Запускай! – во всю луженую глотку заорал Самсонов.
Внутри левого двигателя что-то лязгнуло, затем он стал гудеть все громче и громче, набирая обороты.
– О-о-а да-а! – радостно воскликнул мичман, победно вскидывая руки. – Работает, сука!
Двигатель тут же завибрировал и зачихал.
– Что?! Нет, нет, нет! Не сука, не сука! Я же любя!..
Двигатель заглох…
– Я же любя, мать твою, сука ты драная, падла, чтоб ты сдохла, скотина вонючая!!! – Он с размаху ударил по двигателю гаечным ключом.
– Да ты не психуй, Палыч! – крикнул один из мотористов. – Четвертая форсунка, по-моему…
– Ну, так откручивай ее, что ты вылупился на меня, идиот?! – крикнув это, Самсонов повернулся и взглянул на остальных членов экипажа тральщика. – А вы чего все встали тут и ресницами хлопаете, как коровы?!
– Да ты сам согнал нас всех в машинное, Палыч!
– Ну, так работайте, черт вас дери!
– А что делать-то?!
– Работать!!!
Самсонов с яростью накинулся на двигатель и принялся что-то там откручивать.
Член экипажа вздохнул и повернулся к Жарову:
– Андрей, если мы переживем цунами, можно я его убью?
– Да я сам его убью. Сил уже нет его вопли слушать, – проворчал Жаров. – Скорей бы уже цунами, что ли…
– Суки! Ключ мне разводной, живо! – продолжал бесноваться старый мичман.
– Андрей, а можно сейчас его убить?
– Пока нет. Пусть двигатель починит сначала.
– Кто за горизонтом следит, вашу мать!!! Кирилл, ты криворукая обезьяна, крути быстрее!!! Васька, глаза разуй, патрубок погнешь, потрох сучий, зашибу!!! Я спрашиваю, кто за горизонтом следит, а?!
– Мне одному кажется, что он сейчас спустит штаны и начнет насиловать двигатель? – вздохнул Жаров.
– Не тебе одному, – Вишневский покачал головой. – Если он это сделает, стреляй. Я пойду, осмотрю горизонт.
Вернувшись на палубу, Никита обнаружил, что берег настолько далеко, что его уже не видно, а на линии горизонта просматривались только вершины крупных сопок и уже нереально далекий вулканический комплекс, в который входил и вулкан Авача. Однако смотреть следовало в другую сторону.
Сам океан вокруг стал фантастически тих. Никакого колыхания волн. Тихий океан как будто превратился в гигантское мутное зеркало, на котором неподвижно застыл тральщик. Трудно было поверить, что эта сюрреалистичная тишина и безмятежность, в которой прекратилось даже течение времени, предвещает нечто ужасное. Вишневский поднял бинокль и обратил взор на восток. И он увидел то, что мгновенно заставило его поверить.
Чернеющий на горизонте водяной вал катился в их сторону ровной и медленно поднимающейся стеной. Не было никаких пенистых гребней и брызг воды. Океан не являл собой огромный хаотичный водоем, на поверхности которого каждая капля жила своей жизнью и норовила двигаться туда, куда ей вздумается. Сейчас вся эта чудовищная водная масса стала единым целым, одержимым единственной целью – обрушиться на земную твердь Камчатского полуострова всесокрушающей мощью. Как будто все эти дикие, предоставленные самим себе капельки в одночасье были мобилизованы в самый страшный и сильный легион в мире, с железной дисциплиной и целью тотального уничтожения.