Край земли. Затерянный рай - Страница 89

– Проклятье, – тихо вздохнул Антонио, опустив голову и прикрыв лицо ладонью.

– Ты чего? – спросила Оливия.

– Да я просто представил себе эту пикантную сцену.

– Вот ведь болван, – поморщилась Собески. – Даже сейчас не можешь быть серьезным?

– Это сильно нам поможет, дорогая? Прости, ничего не могу с собой поделать. Воображение неаполитанца очень точно воспроизводит образы.

– Замолчи сейчас же…

Евгений Горин взял за локти Жарова и Вишневского и отвел в сторону, чтобы их разговор никто не слышал. Следом отошел и Цой.

– Слушайте, парни, у нас же куча работы. Мы не можем тут торчать целый день.

Жаров кивнул:

– Согласен. Пора выносить приговор.

– Приговор? – изумленно выдавил Никита. – Черт возьми, Андрей, ты вообще о чем? Хорошо, она американка, а тот итальянец. Они врали нам, и Миша это покрывал. Только это было не более чем инстинктом самосохранения. Ты им высказал все, что думаешь по этому поводу. Что ты еще от них хочешь?

– Я не хочу, чтоб по нашей земле топтались враги!

– Знаешь что, Андрей, похоже, не зря старик Сапрыкин скрывал от тебя ту историю. И, похоже, зря он тебе ее рассказал! – разозлился Вишневский.

– Это еще к чему ты клонишь, а?

– Это я к тому, Андрей, что ты буквально свихнулся на почве того идиотского протокола. И теперь кому-то что-то хочешь доказать. Только кому и что? Нам, что твой отец не был предателем и ты им не являешься?! А я-то думал, что это в доказательствах не нуждается!

– Полегче, ты! – рявкнул Жаров, сжав кулаки.

– Да вы оба полегче, – встал между ними Горин. – Андрей, о каком приговоре ты толкуешь?

– О смертном! О смертном приговоре для врагов!

– Да ты точно с ума сошел! – воскликнул Никита. – За что смертный приговор?! Просто за их национальную принадлежность?! Ты фашист, что ли?!

– Это не наши родные сгинули после взрыва, придурок?! Это не на тебе одежда горела от вспышки?! Это не твои ожоги болят до сих пор?!

– Они здесь ни при чем!

– Да откуда тебе знать?!

– Потому что те, кто все это заварил, загодя позаботились о своих шкурах и сидели в глубоких, теплых и уютных бункерах, пока сжигали весь белый свет! Опомнись и включи голову уже!

– Так, ребята, послушайте, – вздохнул Цой. – Андрей, начну с тебя. Смертный приговор – это, конечно, полная хрень и идиотизм.

– И ты туда же?!

– Я еще не закончил говорить, Жар. Мы можем на них злиться. У нас есть основания им не доверять. Убивать их – нет никаких оснований. С другой стороны, Никита, подумай вот о чем… Мы, конечно, можем покричать на них сейчас и ограничиться лишь этим. Затем оставить их в покое. Но рано или поздно кто-то проболтается, и весь Приморский и Вилючинск узнают, что здесь живет американка. Я не думаю, что все захотят убить ее и ее друзей. Но попомните мои слова… Кто-то обязательно найдется. Захочет выплеснуть давно затаившийся гнев за погибшую родню. Вы помните, в первый год после того, как мы избавились от банд, в поселках была череда убийств? Убивали детей представителей банд. Женщин, что сожительствовали с бандитами. Других родственников. Когда угроза исчезла, кто-то осмелел и выплескивал все, что накопилось за долгое время страха и покорности. А может, кто-то таким образом замещал презрение к самому себе за бездействие и малодушие, проявленное ими в тот момент, пока мы избавляли их от угрозы…

Вы же помните, что творилось после взрыва? Отчаяние, беспомощность… Столько всего. И кто-то захочет выместить из своей души пепел того дня кровью этих людей.

– Саня, ты к чему клонишь? – спросил Горин.

– Мы очень жестко наказываем за убийство. Если мы не убьем этих чужаков, значит, их жизнь, как и раньше, под нашей защитой. Но если их убьет кто-то из наших общин, нам придется его казнить за это. Вот к чему я. Нужна ли нам такая перспектива? И вообще, вся эта история может разобщить народ.

– То есть ты тоже за смертную казнь? – поразился Вишневский. – Поверить не могу, Саня! Ты же влюблен был в эту Олю когда-то! Миша нас о цунами предупредил!

Цой взглянул в сторону бочки с топливом, что он привез, и автомобиля, возле которого она стояла.

– Я не хочу, чтоб их кто-то убивал. Ни мы, ни кто-то из наших соплеменников. Ради нашего общего блага… И ради блага этих троих в том числе они должны уехать как можно дальше. Они могут спорить с нами, сопротивляться, высказывать контраргументы. Но смертный приговор вынудит их уехать, и очень быстро.

– То есть мы приговорим их к смерти и позволим сбежать? – усмехнулся Жаров. – И как мы будем выглядеть после этого?

– Ты не понял. Мы приговорим их к смерти при условии приведения приговора в исполнение, если они не покинут это место. Такой вот хреновый компромисс. И нам как следует надо объяснить нашим ребятам, чтоб не болтали лишнего. Думаю, им легче будет молчать, если эти люди уже перестанут здесь жить. А тем, кто будет задавать вопросы про то, куда пропали вулканологи, скажем, что они после нападения зверя решили поискать другое место.

– Мы соврем народу? – поморщился Горин.

– Для общего блага приходится иногда и врать.

* * *

Уставший, погруженный в тягостные раздумья, Крашенинников поднял взгляд. Приморский квартет медленно шел в их сторону. Казалось, вот сейчас снова начнется перепалка, и он будет стараться доказать всю абсурдность ситуации. Но нет. Все четверо остановились в нескольких шагах. Михаил, Оливия и Антонио внимательно смотрели на эту суровую четверку, а те в свою очередь разглядывали троицу вулканологов. И взгляды эти были разные. Самый неприятный – у Жарова. Он и начал говорить после долгой паузы: