– А если они вражеские шпионы и диверсанты? – усмехнулся Цой.
– Что ж, все может быть. А что, если ты, Саня, вовсе не тот Александр Цой?
– То есть?
– Что, если тебя подменили, пока ты сидел в лодке?
– Кто?!
– Рептилоиды с планеты Нибиру!
– Да ты вообще что несешь? Совсем спятил на старости лет?!
– А ты? – настала очередь усмехаться Евгению Анатольевичу. – Ну, докажи обратное!
– Этот разговор не имеет конца и теряет смысл, – вздохнул Жаров. – Послушай, Анатольевич, мы поступили с ними справедливо. Мы дали им топливо. Мы дали им время. Мы дали им шанс.
– Шанс на что? На то, чтобы избежать смерти от вынесенного вами же смертного приговора? Ты это называешь справедливостью? Занести над ними меч и досчитать до трех, вынудив покинуть свой дом?
– Спорить мы можем до темноты и кричать до хрипоты, дядя Женя. Твое мнение мы ценим, как и всегда. Возможно, и у других было бы на этот счет свое мнение. И оно тоже ценно для нас. Но если бы все узнали, кто эти люди на самом деле, и затем одни начали бы требовать их казни, а другие заступились бы за них, то лучше в этом нашем новом мире точно не стало бы.
– Значит, что-то кардинальное вы упустили в вашей мечте о новом мире, если боитесь, что часть нашего общества может жаждать смерти людей просто потому, что они иностранцы. Значит, не новый это мир. Все тот же. Недогоревший.
Презрительная ухмылка исказила лицо Андрея:
– Знаешь, а забавно слушать всю эту сладострастную хрень от палача.
– От палача? – седые брови Сапрыкина поднялись.
– Именно. Не ты ли был одним из тех, в чьи обязанности входило уничтожить людей из секретного списка, в который был внесен и мой отец?
– То есть это всего лишь твоя месть мне? На тех людях ты отыгрался просто потому, что так ничего и не понял из того, что я тебе рассказал?
– Довольно. Больше нечего обсуждать. Мы приняли решение. И это решение окончательное.
– Окончательной может быть только смерть, ребятки.
Жаров нахмурился:
– Ты угрожаешь нам?
– Я пытаюсь вам объяснить, что все может случиться просто потому, что порой вы сами не ведаете, что творите.
Сказав это, Сапрыкин развернулся и ушел. Приморский квартет смотрел ему вслед, пока тот не скрылся из вида.
– Ну и в чем он не прав? – первым нарушил молчание Вишневский.
– Какие, на хрен, рептилоиды? – недоумевающе развел руками Цой.
– Он может быть опасен теперь, – сказал вдруг Жаров.
Горин удивленно посмотрел на друга:
– Что ты имеешь в виду?
– Ты сам подумай. Что, если он теперь начнет мутить воду в общинах? Настраивать людей против нас. Подготавливать свержение.
– Вообще-то, если народный сход примет решение о сложении с нас полномочий, мы при этом свои полномочия лидеров прекращаем, – сказал Никита. – Разве не так заведено?
– Так. Только как ты поймешь, что народ сам принял решение, а вовсе не этот старик их надоумил? – Сказав это, Андрей снова покачал головой… – Он может быть опасен…
Следующий мост, перекинутый через реку Авача, тоже выдержал, несмотря на то, что выглядел он очень плачевно. Миновав его и еще несколько километров, машина остановилась. Из колес с разной интенсивностью выходил воздух, что не удивительно, учитывая возраст резины. Удивительно было другое. Что эти колеса хоть как-то еще справляются со своей функцией.
Михаил достал насос и начал подкачивать шины.
Выйдя из автомобиля, Собески и Квалья осмотрелись. Они находились в местности, непривычно для Камчатки равнинной. Большая долина, над северо-западным краем которой высилась группа вулканов, среди которых невозможно было не узнать старого приятеля – Авачинскую сопку. И ее величественного соседа – Корякский вулкан.
– Мы так давно не были ближе к Аваче, что я совсем позабыл, каково это, – с благоговейным трепетом вздохнул Антонио.
Ледники отдавали яркими бликами, но сейчас было хорошо видно, что Авача практически рассталась с этим ледяным саваном. Но ее величественный сосед, вулкан Коряка, так же как и много лет назад был покрыт ледниками. Вулканы поменьше из представшей пред их взором во всей красе группы также имели ледяной покров вершин. Теперь, когда хорошо видно большую часть этой дремлющей «семьи», легче было согласиться с предположением, что именно склоны Авачи прогрелись настолько, что заставили ее ледники ручьями устремиться к подножию.
– Мы ближе еще к чему-то, Антонио, – тихо произнесла Оливия. Она не смотрела на вулканы. Она озиралась по сторонам, и взгляд ее цеплялся за странные предметы, разбросанные по равнине на разном удалении. Ей не сразу удалось понять, что это обломки самолетов.
– Едем дальше! – окликнул их Крашенинников.
– Ловко ты управляешься с техникой, Миша, – произнес Квалья, едва УАЗ продолжил свой путь. – Как ты этому научился?
– В детстве у меня был велосипед. И однажды я приладил к нему двигатель от водяной мотопомпы. Первый опыт был ужасен и не стоил затраченных усилий. Но все же это был опыт. В старших классах я собрал себе мотоцикл. Вот это уже была удача. И я произвел впечатление на девчонок из своего двора, – Михаил подмигнул задумчивой Оливии. – Но вскоре мотоцикл у меня забрали милиционеры. Я был слишком молод, чтоб получить водительские права. И я слишком лихо катался на своем мотоцикле, пугая окружающих. А в студенческие годы, чтобы хоть как-то сводить концы с концами, я подрабатывал в автомастерской. Пригодилось.
– Давай сделаем крюк, Миша, – сказала Оливия и указала рукой. – Поедем вон там.
Крашенинников кивнул, и машина повернула налево. Вскоре они увидели бетонное покрытие. Частей самолетов стало еще больше.