– Поговорим, когда успеете. А сейчас нам некогда.
Всадники двинулись дальше, в сторону Вилючинска.
– Господи, более черствого и злобного человека я в жизни не видела, – проворчала Оливия, кутаясь в одеяло.
– Ты, видимо, забыла тех бандитов, от которых он и его дружки всех избавили, – отозвался Михаил, склонившись над котелком и неторопливо перемешивая содержимое большим деревянным черпаком.
– Ума не приложу, почему ты стал вулканологом, Миша. Ты прирожденный адвокат. Просто Перри Мейсон. Ни больше, ни меньше.
Михаил засмеялся:
– Почти готово. Сейчас завтракать будем.
До сего момента, пока Оливия спала, Квалья не хотел тревожить ее сон и шевелиться, продолжая наблюдать за вулканом. Но теперь он оторвал взгляд от окуляра и, сложив ладони на трубе, уткнулся в них подбородком и просто задумчиво смотрел на противоположный берег.
– Со склона Авачи сошел оползень, – тихо резюмировал он свои наблюдения.
Крашенинников отвернулся от костра и взглянул на друга:
– Ты в этом уверен?
– Абсолютно. Вулкан выглядит иначе, нежели совсем недавно, когда я делал очередной рисунок. Пожалуй, надо будет сделать еще один…
Михаил выпрямился и повернулся в сторону Авачи. Вершина утопала в низкой облачности, и невозможно было сейчас выяснить, начались ли парогазовые выбросы, являющиеся косвенными свидетельствами активизации вулкана. Да и заметить изменения в его внешнем виде с такого расстояния без сильной оптики нельзя. Но Крашенинников ощутил волнение при взгляде на Авачу. Он подспудно чувствовал, что вулкан будто шлет им послания о скорых переменах. Только вот пока неясно, насколько большими эти перемены могут быть.
Не добравшись до Вилючинска около полукилометра, Андрей Жаров и его сопровождающие остановились. На дороге находились полтора десятка вооруженных людей и две телеги с парой лошадей. Животные были чем-то напуганы. Они топтались на месте, беспокойно фыркали и трясли головами, а извозчики пытались животных успокоить. Часть людей находилась в стороне у дороги. Они что-то разглядывали в измятой траве и торопливо переговаривались. Как только они заметили группу из Приморского, в сторону четверки всадников двинулся уже немолодой человек. На нем старый камуфляж, жилетка, сделанная из черного пиджака, с кучей пришитых к ней карманов из различной материи. Широкий пояс с охотничьими ножами с двух сторон и патронташем для охотничьих боеприпасов. За спиной охотничье ружье. На поясе большая необычная кобура.
Никита и Андрей сразу узнали этого седого человека с белоснежной от седины бородкой.
Этого человека многие побаивались не меньше, чем приморского квартета. Ходили слухи, что за действиями квартета, приведшими к уничтожению терроризирующих население банд, стоял именно он, Евгений Анатольевич Сапрыкин. Поговаривали, что это он мастерил адские машины и создавал яды для изощренных убийств. С годами все эти слухи обрастали как снежный ком такими деталями, что можно было засомневаться в умственных способностях тех, кто эти детали пересказывает шепотом из уст в уста. Например, по некоторым данным, Сапрыкин делал для главарей банд синтетические наркотики – метамфетамин. Причем каждый вожак банды думал, что работает Евгений на него и только на него. А Сапрыкин якобы придумал формулу наркотика, благодаря которой принимавший этот наркотик может впадать в гипнотический транс при виде кого-то из приморского квартета. И тогда любой из квартета, будь то Цой, Халф, Жар или Гора, мог просто приказать наркоману засунуть самому себе в задницу гранату и выдернуть чеку. Так, например, произошло с бандитом по кличке Коготь. Он несколько дней перед смертью мучился от жуткого геморроя, из-за которого не решался сходить в туалет по большой нужде. Но однажды не выдержал, пошел справить нужду и… взорвался. Это привело к столкновению группировок, и им успешно помогали истреблять друг друга молодые мстители из квартета. Никому почему-то не нравилась версия, что в туалете просто была заложена бомба. Людей во все времена привлекала какая-то изощренная экзотика и конспирология на грани фарса. Потому версия о том, что вместо геморроя была граната, которая в один прекрасный момент вывалилась из Когтя и рванула, отправив покойного в непродолжительный полет через крышу туалета, словно баллистическую ракету, людям нравилась больше. До приморского квартета, да и до самого Сапрыкина порой доходили подобные небылицы. Но они никак не старались развенчать такие мифы. Пусть люди верят во всемогущество квартета. Порядка будет больше.
Евгений Анатольевич Сапрыкин кивнул, подойдя к ним, и произнес:
– Ребята, здравствуйте. Рад, что с вами все в порядке.
– Здравствуйте, Евгений Анатольевич, – кивнул Вишневский.
– Привет, дядя Женя. – Андрей спрыгнул на землю и пожал старику руку. – К сожалению, не всем жителям Приморского в эту ночь так повезло.
– Есть погибшие?
– Девять человек. А у вас какие последствия?
– Восемь домов превратились в кучу битого бетона. Двенадцать погибших, – вздохнул Сапрыкин. – Давно нас так не трясло.
– Черт… Хреновы дела… А что здесь случилось?
– Пытаемся выяснить. Андрей, от вас к нам ночью кого-нибудь отправляли?
Жаров кивнул:
– Да. Альгис Ермалавичюс. Мы его отправили, чтоб он узнал, что у вас после землетрясения происходит. Но он не вернулся, и мы вот едем к вам, разузнать…
– Он на велосипеде был?
– Да.
Сапрыкин вздохнул, опустив взгляд и покачав головой.
– Значит, это был Ермалавичюс…
– Что значит был? – нахмурился Жаров.