– Похоже, что так. – Он кивнул, задумчиво глядя в сторону противоположного берега. – Но что может происходить в городе, где все было уничтожено за одну минуту много лет назад и не осталось ничего и никого?
Михаил развесил постиранную одежду на воткнутых в песок палках и решил окунуться в воду еще раз. Уж очень приятной была процедура купания для разума и тела. Плескаясь в воде, он и не заметил, как совсем стемнело. Пора бы уже возвращаться, иначе у Оливии будет очередной повод для обид и злости. Михаил вышел на берег и принялся одеваться в сухую одежду. В этот момент он вдруг заметил, как со стороны судоремонтного завода по воде скользнул яркий луч прожектора. Это было более чем необычно. Все уже успели позабыть об электричестве, но свет был именно от электрического прожектора. Конечно, в общине имелось некоторое количество дизель-генераторов, но пользовались ими крайне редко и в очень особых случаях. Для повседневных же нужд электричество было просто не нужно. Нет телевидения и радио, чтобы поддерживать работоспособность телевизоров и радиоприемников. Нет Интернета и сотовой связи, чтобы иметь возможность включать компьютеры и заряжать сотовые телефоны. К тому же большая их часть пришла в негодность из-за электромагнитного импульса. Так что электричество не особо теперь и нужно. В большинстве случаев его заменил простой и древний огонь. Извечный спутник человека на протяжении всей его истории. Но теперь Крашенинников видел яркий луч прожектора. Тот метался по поверхности бухты, затем вдруг устремился в другую сторону, на склон большой сопки у южного берега. Там, у подножья этой сопки, располагалось кладбище. Достигнув ее склона, луч сильно ослаб, но превратился в огромное тусклое пятно. Затем раздался долгий корабельный гудок.
Теперь Михаил понял, что это прожектор с тральщика, который долгие годы ремонтировали приморцы. И теперь таким вот образом они прощались с погибшими при землетрясении соплеменниками. А еще Михаил понял, что община, наконец, отремонтировала корабль.
Чем выше, тем более крутым делался склон сопки, и добраться до ее вершины становилось делом уже не очень простым. Но проблема в том, что добраться до ближайших зарослей кедрового стланика можно было лишь здесь, на высоте. На вершине сопки почва была бедной и каменистой, а местами даже выступали скальные породы. В этих условиях неприхотливый кедр рос замечательно. Внизу ему не было места, поскольку там почву захватили деревья. Стланик представлял собой густорастущие хвойные кусты и совсем не походил на мачтовые сосны или новогодние ели. Его хвоя и шишки необходимы будут зимой, и Оливия торопливо складывала все в корзину. Надо успеть спуститься с этой горы до того, как из своего очередного рейда к той машине вернется Михаил, и до того, как Антонио заподозрит неладное в долгом ее отсутствии. Ругаться будут оба. Причем на разных языках.
Собески уселась на склоне передохнуть и, сжимая в ладони кедровую шишку, вдохнула ее свежий аромат, глядя вниз. Вид отсюда открывался совершенно умопомрачительный. Каскады березовых вершин сливались в полусотне шагов под ногами и ниспадали к самому подножию, где-то там далеко, где виднелись два прямоугольника крыш казарм. Тонкой нитью протянулась дорога из Вилючинска в Приморский. По ней, кажется, двигалась телега с людьми. Справа виднелась юго-западная окраина Приморского, подступающая к заводу. На территории завода, где она за все эти годы так ни разу и не побывала, виднелись конструкции поваленных кранов и корпуса цехов с разной степенью разрушений. Вся Авачинская бухта здесь как на ладони. Даже видно, как от берега поселка Рыбачий плывут два ялика. Они регулярно подходили к полуострову Крашенинникова и брали там пробы воды у причалов, у которых на дне покоились погибшие субмарины. Позже, в общине, с этими пробами проведут тесты на предмет повышения радиационного фона. Но пока ялики взяли курс на северный берег полуострова Крашенинникова. Там они будут ловить рыбу.
Оливия чувствовала, что может просидеть здесь, наедине с природой, и лицезреть открывшуюся с высоты красоту целую вечность. Она вспомнила далекое детство. Когда отец брал ее, еще совсем кроху, покорять вершины Йеллоустонского национального парка. И потом они долго сидели на очередной взятой вершине. Маленькая Оливия с замиранием сердца любовалась красотами, будто все мироздание раскинулось у ее ног и только для нее. А отец, всегда казавшийся ей могучим и бесконечно добрым великаном, рассказывал, что именно она видит. Как называется тот извилистый ручей слева. Или откуда берет свое название вон та вершина справа, на которую им еще предстоит подняться однажды. Много позже, когда оба они отдохнут, Оливия вознесет к такому близкому теперь небу руки, отец подхватит ее за бока, поднимет и будет кружить. И она превратится в птицу, безраздельно властвующую в небе над этим сошедшим будто со сказочных страниц миром чудес.
Собески осторожно провела ладонью по щеке, утирая слезу, и, поднявшись, подняла руки.
– Отец, – шепнула она. – Видишь ли ты меня сейчас… Если да, то посмотри, как здесь красиво… Как дома…
Над головой раздался клич, и Оливия с изумлением обнаружила, что над ней кружит величавый орлан. Такой же, как там, в мире ее детства. Но дома они белоголовые. А здесь белоплечий. Какие разные и в то же время похожие миры…
Хищная птица пристально смотрела вниз, на Собески. Оливия снова опустилась на землю и, прикрыв лицо руками, дала волю чувствам. Она бы не хотела, чтоб Антонио и тем более Михаил видели ее плачущей. Но здесь, вдали от всех… Она могла позволить выйти на волю той боли, которую она ощущала за всех погибших в этом мире. И за то, как ей не хватало отца. А еще она поймала себя на страшной мысли, будто хорошо, что она сама видела, как он ушел из жизни еще задолго до той страшной катастрофы, постигшей человечество. И она не мучилась все эти годы от мыслей, что же с ним случилось там, дома, после конца света. Когда-то ее отец с группой коллег и единомышленников отправился в Нью-Йорк искать богатых и щедрых людей, ведь им так не хватало средств на исследования Йеллоустонского супервулкана. Судьба распорядилась так, что они оказались в Нью-Йорке, близ Манхэттена, в тот день и час, когда случилась потрясшая весь мир трагедия. Все тогда твердили, что отныне мир изменился. Да, он действительно изменился. Мир занялся с того дня накоплением безумия, высшей точкой кипения которого стало глобальное самоуничтожение. Наверное, потому, что было мало таких людей в мире, как ее отец. Он не был бы самим собой, если б не бросился помогать спасателям разбирать завалы рухнувших башен Всемирного торгового центра. Именно там он надышался асбестовой пыли настолько, что уже через пять лет его унесла страшная болезнь…